Одним из символов города Сочи всегда был Нептун с Приморского пляжа.
Голова морского божества представляла из себя гигантский корень мореного дуба, когда-то выброшенный на сочинский берег могучим смерчем. Бороду и волосы образовывали корни, ваятель вырубил очень обобщенно топором и стамеской только волшебный лик. Пляжники постоянно перед ним фотографировались, а дети лазали по статуе. Автором замечательной работы был любимый городской мастер Владимир Гуслев.
Сразу после Мацестинского виадука, справа на повороте к водолечебнице видим каменное изваяние, как бы рождающееся из скалы, при въезде на курорт. Это знаменитая Мацеста, еще один монументальный символ Города. Мацеста стала последней работой Ирины Гуслевой, замечательного мастера и изящной, утонченной женщины.
Я уже рассказывал, что нам повезло в детстве с интересными соседями по дому на Кубанской улице. Вот одними из этих примечательных людей и были супруги Гуслевы.
Ирина Гуслева была коренной ленинградкой и закончила скульптурное отделение знаменитой Мухи, /сейчас Штиглица /. А дядя Володя, кем он был тогда для нас, учился в художественном училище в Ростове-на-Дону.
Владимир Гуслев обладал богатырской фигурой и типично римским профилем, а Она тоже, как будто сошла с античных римских стелл. Гуслев, безусловно, обладал мощной внутренней энергетикой, беззаветно любил и досконально знал природу Кавказа, а главное, все его творения несли доброту и душевное тепло. Эти качества импонировали городскому начальству того времени. Изображал он, в основном, зверей в материалах цветной бетон, керамика, пластмасса, дерево. Причём в размерах монументально-декоративной анималистики. Эти вещи замечательно вписывались в парковый ансамбль Города. На фоне и в обрамлении чудесных сочинских растений, питомцев легендарного Сочизелентреста. Тогда в Городе на газонах было установлено не менее десятка его анималистических скульптур. Играющие медвежата, лань спящая, олененок, медведица с медвежонком, обезьянки, обезьяна с обезьяненком, пантера возле Приморской гостиницы. Ну и, конечно, его Нептун. Все эти работы чрезвычайно любила детвора, постоянно по ним ползая и вовлекая Гуслевских зверей в свои игры. Несколько скульптур были сделаны для Парка Ривьера. Мастер годился, что в восьмидесятых, его работы были установлены в прославленной сейчас на весь мир резиденции Бочаров Ручей, по праву превратившей Сочи в южную столицу. России.
Все художники Города тогда трудились в цехах и мастерских Художественного фонда, что находится на самой высокой точке Города на горе Батарейка, прямо под телевышкой. Там располагались цеха увеличения, пластмассовый-сувенирный цех, форматоры, даже литейка. А на краю отвесного склона горы фасадом к морю располагалась Колоннада. Видимо в послевоенные, а может, и довоенные годы это строение выполняло роль смотровой площадки, откуда открывался панорамный вид на Город. Сюда поднимался автобус с отдыхающими, и они под руководством экскурсовода сверху любовались красотами. Позже Худфонд разделил эту галерею перегородками и с двух сторон установил между колоннами рамы со стеклами. Получилось четыре небольших мастерских, в которых и работали тогда скульпторы. С стороны моря мастерские объединял узкий общий дворик, который затеняли могучие инжировые деревья и, конечно, виноград. Дядя Володя вообще был специалист по винограду. На Колоннаде он развел южные сорта, Изабеллу разных сроков созревания, в том числе, Мускат красный и желтый. На другой квартире Гуслевых на улице Роз до сих пор поднимается до пятого этажа самый мощный виноград в Сочи. А над мастерскими инжир был и красный, и зеленый, и лечебный желтый, что помогает от кашля.
Внизу до горизонта полосатилось и переливалось море, а нужно было все же работать. Мастер разрешил мне приходить в этот дворик на Колоннаде и резать скульптуры из кипарисовых пней, и у меня было нечто вроде летней практики по дереву. Сделал я там за всё время лишь две работы, так как на вершине горы было сильно жарко и очень хотелось на Южный мол в Порт, плавать и ловить лобана на спутник. Нужно было к пяти часам вечера уже занять место в Порту. Там сложилось свое общество рыбаков–профессионалов. Но на комбинате тогда работали и более ответственные мои сверстники.
Как-то заглянув в цех Худфонда, увидел увлеченно занимающуюся монументальной росписью девушку, похожую на греческую Бегунью. Это была Ольга Жилинская, дочь великого Д.Д. Жилинского, которую я видел в Суриковском институте, они дружили с моей однокурсницей Марьям Сухановой. Рядом с мастерской Гуслевых на Колоннаде располагались мастерские скульпторов Бритова и Глухова. Позже в этой мастерской стал работать наш замечательный товарищ Толик Герасименко. Бритов ещё до моих занятий скульптурой помогал мне поставить мощную черную резину из уплотнительного кольца на подводное ружье. Я был счастлив. А скульптор Глухов был замечательным профессионалом, председателем Сочинской скульптурной секции и возглавлял Худсовет комбината. Учился он после войны в МИПИДИ вместе с нашими выдающимися мастерами. Дружил с Виктором Александровичем Дроновым. Сын Глухова, Алексей Глухов, также стал замечательным мастером, в последствие стажировался в Москве в мастерской гениальной Ады Пологовой. Сейчас творит в скульптурных мастерских Владыкино, и невзирая на абсолютно богатырскую внешность, превозмог и скульптуру, и ювелирные техники, черпая вдохновение в божественных звуках Моцарта.
Раньше в Худфонде и СХ России существовала замечательная традиция — посылать скульпторов в Дом Творчества имени Кардовского в Переславль–Залесский. Были еще и Хоста, и Гурзуф, и Сенеж, и Дзинтари, но не будем о грустном… Все было включено на два месяца ежегодно. Это применялось в СССР для повышения профессионального уровня художников и общения с московскими и ленинградскими мастерами, коих назначали наставниками творческих групп. В Доме Творчества скульпторов расселяли по двое в номерах и мастерских, и обязывали по три часа в день работать с обнаженной моделью. Переславль — волшебное место, Мекка скульпторов. Со многими монастырями, дивными церквами, и чудными людьми, что не употребляют плохих слов и говорят на -О-.
И так Владимир Гуслев вместе со скульпторами со всей России приезжал работать в Дом Творчества на протяжении пяти лет, после каждого двухмесячного заезда — обязательная отчетная выставка. /К тому времени уже не стало его супруги Ирины, инсульт случился прямо на заседании ХудСовета. Ирине Гуслевой было немногим более сорока лет…/ Дядя Володя стал один воспитывать сына Андрея, потом также закончившего художественное училище в Ленинграде. Гуслев был тогда уже сложившимся Мастером, которому не особенно нравилось лепить голых дам, ему не импонировал школьный дух и преклонение перед московскими авторитетами. Его сердце всегда было вместе с сочинскими зверятами, которым так тепло было в городских парках. Дядя Володя неоднократно пытался поступить в Союз Художников, но московские анималисты, кстати художники выдающиеся, его придерживали. В Москве тогда, да и сейчас, мало кто мог поставить свои работы в городе, а тут появляется скульптор с так называемой «периферии», у которого в чудесном Сочи столько творений.
Как-то в середине восьмидесятых он приехал в Москву опять с толстым альбомом работ, снятых в городской среде. Приёмная комиссия его отвергла. В советское время быть членом СХ было необходимо, таких художников Худфонд снабжал работой в обязательном порядке, обеспечивая тем, кто хорошо трудился, высокий жизненный уровень. Квартиры, дачи, машины были почти у всех скульпторов. Сам я только года три как вернулся из Армии, и поступил в Союз со второго раза. Но уже начал немножко ориентироваться в московской художественной ситуации. Вот и говорю, Дядя Володя, подаём в Секретариат на апелляцию. Терять нам нечего. Альбом с видами Сочи оставляем дома, а что можем показать ещё? Оказалось, что с собой в кармане Гуслев имел три небольших бронзовых кабанчика. Приходим на Покровку на Секретариат. А там человек 15 замечательных Народных художников, и Сидоров, и братья Ткачёвы, все заседают за гигантским овальным дубовым столом, из скульпторов лишь один, остальные великие живописцы, графики, монументалисты, художники ДПИ и театра. Все мастера — дай Боже. Альбома нет, и вот они стали передавать по рукам этих самых сочинских золотых кабанчиков, ахать, охать и восхищаться. Владимир Гуслев был принят в Союз Художников России с триумфом. После Секретарь по скульптуре всей России Народный художник Михаил Смирнов подошел ко мне, мальчишке, и спросил: «Слушай, а кем тебе приходится этот Гуслев?»,- ну я и ответил: «Да просто мой Сосед»…