ЗЛОБНЫЙ КЛЕВЕТНИК Б. ДАЙРЕДЖИЕВ

Редакционные статьи «Правды» и «Культуры и жизни» с призывом до конца разоблачить безродных критиков-космополитов нашли горячий отклик среди всей советской общественности.

Группа гурвичей и юзовских организованно, заранее выработанными методами всеми силами пыталась опрокинуть все ценное и самобытное в русской литературе, пустить под откос то, что несут народу передовые советские драматурги. Более того, они осмеливались поднять руку на Горького, пытались заглушить трубный голос Маяковского.

Группа воинствующих двурушников-космополитов, душителей новых ростков социалистической культуры уходит своими корнями к тем временам, когда искалеченный в боях за Родину Н. Островский, прикованный к постели, уже испытал травлю со стороны тех, кто с позором разоблачен сегодня.

В своей письме к Иосифу Виссарионовичу Сталину Н. Островский писал: «Меня воспитал Ленинский комсомол, верный помощник партии, и пока у меня бьется сердце, до последнего его удара, вся моя жизнь будет отдана большевистскому воспитанию молодого поколения нашей социалистической Родины. Мне очень больно подумать, что в последних боях с фашизмом я не смогу занять своего места в боевой цепи. Жестокая болезнь сковала меня. Но с тем большей страстью я буду наносить удары врагу другим оружием, которым вооружила меня партия Ленина-Сталина, вырастившая из малограмотного рабочего парня советского писателя».

Отдавая последние силы роману «Как. закалялась сталь», Н. Островский, окрыленный надеждой до конца стоять в боевом строю писателей, получил «пинок в лицо» от критика Б. Дайреджиева. В своей статье в «Литературной газете» от 5 апреля 1935 года, озаглавленной «Дорогой товарищ», Дайреджиев пытается сделать то, чего не могли сделать сочинские недобитые бандиты.

«Здесь мы должны отметить ошибку редакции «Молодой гвардии», — пишет Дайреджиев. — Дело в том, что Корчагин — это Островский. А роман — человеческий документ». Роман: «Как закалялась сталь», роман, признанный гимном революционной молодежи, Б. Дайреджиев считает издательской ошибкой. Ошибкой, по Дайреджиеву, является то, что «Корчагин — это Островский», человек, который «физически потерял почти все, остались только непотухающая энергия молодости и страстное желание быть, чем-нибудь полезным своей партии, своему классу» (Н. Островский, «Автобиография», журнал «Молодая гвардия», январь 1932 года). По мнению Дайреджиева, редакция «ошиблась», опубликовав роман Н. Островского — «человеческий документ».

Дайреджиев обвиняет Н. Островского в том, что «по мере того, как мир смыкается железным кольцом вокруг разбитого параличом и слепого Островского, семейная неурядица борьбы с обывательской родней жены Корчагина начинает занимать центральное место в последней части романа». Где, когда, какими рыбьими глазами Дайреджиев увидел «семейную неурядицу» на «центральном месте» в романе? Все это нельзя об’яснитъ только непониманием Дайреджиевым борьбы старого и нового, морали капиталистической и морали социалистической. Трудно об’яснить это политической безграмотностью автора статьи «Дорогой товарищ». Это сознательный выпад против молодого пролетарского писателя.

В своей иезуитской критике Дайреджиев не останавливается и перед личным оскорблением Островского.

«Прикованный к койке, Островский не замечает, как мельчает в этой борьбе его Павка». Нужно быть злобным клеветником, чтобы, видя формирование нового советского человека, неумолимую кристаллизацию его большевистской воли и железного характера, назвать это «измельчанием». Апогеем этого грязного пасквиля являются строки: «Типичные черты Корчагина начинают вырождаться в индивидуальную жалобу Островского через своего героя». Превратить боевой клич коммуниста в «индивидуальную жалобу» калеки — до какого цинизма доходил Б. Дайреджиев в своей злобной «критике». Кто, как не сам Островский, говорил: «…В своей дороге я не «петляю», не делаю зигзагов. Я знаю свои этапы и пока мне нечего лихорадить. Я органически, злобно ненавижу людей, которые под беспощадными ударами жизни начинают выть и кидаться в истерику по углам». (Письмо к П.Н. Новикову. Сочи, сентябрь 1930 года).

Выступить в газете с «публичным вызовом» к писателю Вс. Иванову взять на себя «инструментовку», «техническую шлифовку» и озвучение книги, с тем, чтобы она стала в «уровень» — это ироническое сострадание по адресу незаурядного таланта. Хуже того, — это сбрасывание со счетов Островского-писателя.

Конечно, эта травля не могла не возмутить Островского, В своей ответной статье в «Литературной газете» 11 мая 1935 года Островский пишет: «Если вы, Дайреджиев, не поняли глубоко партийного содержания борьбы Корчагина с ворвавшейся в его семью мелкобуржуазной стихией, обывательщиной и превратили все это в семейные дрязги, то где же ваше критическое чутье? Никогда ни Корчагин, ни Островский не жаловались на свою судьбу, не скулили, по Дайреджиеву. Никогда никакая железная стена не отделяла Корчагина от жизни, и партия не забывала его. Всегда он был окружен партийными друзьями, коммунистической молодежью, и от партии, от ее представителей черпал свои силы. Сознательно или бессознательно, но Дайреджиев оскорбил и меня, как большевика, и редакцию журнала «Молодая гвардия»…»

Обвинить в «жалобе» страстно влюбленного в жизнь борца, неукротимого воина-комсомольца, задушить бьющий ключом молодой талант — хуже, чем «пинок в лицо», это значит всадить нож в спину пролетарского писателя. Возведя травлю передовых советских писателей и драматургов в профессию, критик Дайреджиев облил грязью пьесу Н. Вирты «Хлеб наш насущный». Трудно быть равнодушным, когда жалкое отребье реакционных эстетов гурвичей, юзовских, дайреджиевых поднимает руку на тех, кто является гордостью русской национальной культуры, чья жизнь, как подвиг, будет вечным примером в борьбе за дело Ленина-Сталина.

//Проект «Старые газеты»